Александр Поуп — 4
Остерегайся крайностей; они
В себе таят опасности одни.
Те — рады крохам, этим — все подай,
В подобные ошибки не впадай.
Пустяк, насмешка разозлит весьма
Того, в ком спеси больше, чем ума;
Башка такого как больной живот:
Его от всякой острой пищи рвет.
Но и любой удачный оборот
Пускай тебя в восторг не приведет;
Что скромно одобряют мудрецы,
Тем шумно восхищаются глупцы;
Впрямь чувство меры изменяет им,
Все, как в тумане, кажется большим.
Один — чужих, другой — своих хулит;
Тот — только древних, этот — новых чтит.
Они способны признавать талант
Лишь избранных, как праведность — сектант;
Послушать их, так божья благодать
Лишь им любезных может осенять.
Но это солнце свет свой всюду льет,
От южных и до северных широт,
Льет ныне, как и в давние года,
И будет согревать людей всегда.
Иным самим подумать недосуг,
Им важно то, что говорят вокруг;
Они в своих суждениях — рабы
Избитых мнений суетной толпы.
Иной творит над именем свой суд
И разбирает личность, а не труд.
Но хуже всех — бесстыдные дельцы,
Тупые и надменные льстецы,
Те лизоблюды, что нелепый суд
К ушам владыки своего несут.
Не жалок разве был бы мадригал,
Когда б его бедняк рифмач слагал?
Но если то хозяина строка —
Как остроумна! Как она тонка!
Все совершенно в опусе его,
И в каждом слове видно мастерство!
Так, подражая, неуч вздор несет.
Иной ученый муж не меньше лжет;
Кичась оригинальностью своей,
Он чернь клянет и судит в пику ей,
Хотя толпа иной раз и права;
Поистине дурная голова!
Иной все хвалит, что вчера бранил;
Он, видишь ли, умнее стал, чем был;
Ему бы быть немного поскромней —
Нет, завтра станет он еще умней.
Он с Музой как с любовницей живет:
То носит на руках, а то побьет;
Нетвердый ум, мятущийся всегда,
И суд его — не суд, а чехарда.
Мы так умны, что собственных отцов
Сегодня принимаем за глупцов;
А наших сыновей наступит час —
Что думать им прикажете о нас?
Когда-то наш прекрасный Альбион
Схоластами был густо населен;
Влиятельным считался тот из них,
Кто больше всех цитировал из книг;
Все обсуждалось: вера и Завет,
Шел спор о том, в чем, право, смысла нет.
А ныне лишь в Дак-Лейне сыщем мы
Адептов этих Скота и Фомы,
Средь хлама в Лету канувших годин
И столь родных их сердцу паутин.
Меняла даже вера свой костюм;
Не платит разве моде дань и ум?
Иной, желая умником прослыть,
Согласен все приличья преступить
И славу тем снискать себе готов,
Что вызывает смех у дураков.
Иной же мнит, что всех достиг вершин,
И мерит всех людей на свой аршин;
Такой, свои достоинства любя,
В лице другого хвалит лишь себя.
Вражда умов сопутствует всегда
Раздорам в государстве; в том беда,
Что распри партий и борьба идей
Удваивают ненависть людей.
Как Драйдена неистово бранят,
Как атакуют — пастор, критик, фат!
Но здравый смысл, конечно, верх возьмет,
Пройдет пора злословии и острот,
И неминуем воздаянья час.
Приди он вновь, чтоб радовать наш глаз,
Найдутся Блэкмор, Мильбурн и средь нас;
И если б кто Гомера воскресил,
Из мертвых вновь поднялся бы Зоил.
Но зависть, словно тень, лишь оттенит
Величье тех, кого она чернит.
И Солнце тоже застилает мгла,
Сгустившаяся от его тепла,
И гаснет в тьме его слепящий луч;
Но вот светило вырвется из туч —
Еще прекрасней ясный лик его —
И снова дня наступит торжество.
Восславь же первым славные дела;
Нужна ли тех, кто медлит, похвала?
Стихи живут недолго в наши дни,
Пусть будут своевременны они.
Тем лучшим временам пришел конец,
Когда века переживал мудрец;
Посмертной славы нет, увы, давно,
Лет шестьдесят — вот все, что нам дано;
Язык отцов для нас уж устарел,
И Драйдена ждет Чосера удел.
Так, если мысль у мастера ясна
И кисть его искусна и точна —
Прекрасный новый мир творят мазки,
И ждет Природа лишь его руки;
Передает все краски сочный цвет
И мягко сочетает тень и свет;
Когда же образ, сотворенный им,
Пред взорами предстал совсем живым
Подводят краски, их недолог век,
И нет шедевра — выцвел и поблек!
Но зависть побороть не в силах тот,
Кто больше обещает, чем дает.
Бахвалится юнец своим умом —
А где его тщеславие потом?
Так радостно раскрывшийся бутон
На смерть весною ранней обречен.
В чем состоит злосчастного вина?
Бедняга, как неверная жена,
Тревогой платит за восторг стократ,
Чем больше даст, тем большего хотят;
Он всем не в состоянье угодить,
Иным же только может досадить;
И честь свою ему не отстоять;
Невеж способен он лишь испугать,
Кто ж поумнее, те его бегут,
Его честит дурак и губит плут.
Невежество всегда являлось злом,
Как бы не стало знание врагом!
Встарь награждался лучший изо всех,
Тех славили, кто с ним делил успех;
Хоть получал триумф лишь генерал,
Но он солдат венками поощрял.
А ныне кто Парнас ни покорит,
Столкнуть с него другого норовит;
Признанья жаждут множество писак,
Казаться хочет умником дурак;
И с грустью вижу я, глядя вокруг:
Плохой поэт всегда неважный друг.
Как низко смертных заставляет пасть,
Как мучает святая к славе страсть!
Так жаждать славы! В кой же это век
Был так унижен словом человек?
А надо ум с добром бы совмещать,
Грешить как люди и как Бог прощать.
